Строительство «железки» потянуло народ на новое дело. Не только поселенцы волостного села, но и жители окрестных деревень - Отевки и Киселевки, Талицы и Контугана - потянулись на «путя». Многие всем семейством, большинство на своих подводах. Платил фон Мекк (из немцев) негусто, но и тем деньжатам были рады.

Особенно хлопотная работа была строить насыпь, выбирать выемку, одним словом, земляная работа. Где глина попадет вязкая, где грунт каменистый, где место топкое, где коренья толстущие, пни вековые...

Занятно было смотреть со стороны на линию трассы: на всем ее протяжении кипела работа - мелькали лопаты, двигались подводы, стоял неугомонный людской шум. И было отчего: ведь в артель набиралось человек двести. И всем руководил один человек - артельный староста. Диву даешься: где набрал фон Мекк такой ловкий народ, - этот самый артельный, как правило, имел и язычок подвешенный, и в делах разбирался, и деньгам счет знал.

Помнится, что нашего артельного звали Степаном Феофилычем Варнаковым, понятно, что прилипло к нему прозвище «Варнак». А мост ажурный, деревянный через быструю речку тут строился ловкими плотниками, над которыми начальствовал Родион Яковлевич Мешков. Эти самые артельные были не с наших краев, например, с вятской стороны. По их некоторым разговорам, по слухам можно было заключить, что они давненько припали к железнодорожному делу, так как бывали на линии Пермь-Котлас, которая вывела «железку» к Белому морю. Строили в недалеком соседстве за несколько лет до этого дорогу от губернского города на Катеринбург через Кунгур, а когда начался наем рабочей силы (март-апрель 1914 года) на новое железнодорожное строительство, они предложили свои услуги правлению акционерного общества Московско-Казанской железной дороги.

Из рассказов сторожила

Когда строили «железку», бывало, и так. Живали в нашем волостном селе (Кленовском) несколько крепких хозяев. Одного из них звали Алексеем Степановичем по фамилии Серебренников. А то, что село по доходности было не из последних, доказывают и старинные магазины, и собор Николая, возле которых в стародавние времена крутилась бойкая жизнь. Получилось у этого Серебренникова дело по кожевенной линии. Занятие это было хлопотное. Бывало, выпадет снег, начнет народ заготовлять мясо, так потянутся обозы по тракту Сибирскому, многие заворачивают к усадьбе кожевенных дел мастера. Этой мороженой кожи положат штабелями, и, почитай, всю зиму работный народ выделывает их. А после готовую продукцию - чистую, мягкую, прочную везут к швейных дел мастерам в уездный ли Красноуфимск, заводскую Бисерть... На своих «Зингерах» нашьют полушубков, тулупов - никакой уральский мороз не страшен.

В десятом году спокойную и уверенную жизнь Алексея Степановича потревожили железнодорожники-изыскатели. Прошли они со своими шестами, нивелирами, набили колышков, наговорили, что начнут скоро строить железную дорогу, которая начнется с Казани и выйдет к Екатеринбургу. Народ дивился: мало кто видел те самые «железные путя», по которым бегают паровозы... То ли по умыслу, то ли было так надо, но получилось так, что линия железная должна была пройти точно по усадьбе Серебренникова. Дело приняло нешуточный оборот, когда зимой 14-го года застучали топоры и просека со стороны села Афанасьевскогоопять же вышла по тем злополучным колышкам к владениям упомянутого хозяина. А когда с мая того же года развернулось строительство «железки», когда нанятый народ стал строить насыпи, углублять выемки, строить мост через нашу речку, тут-то линия эта железная отошла от серебренниковских владений далеконько, и просека потому оказалась незанятой. (После она заметно выделялась, так поросла ольхой, осинником). Какой-то секрет имел этот Серебренников. Был, правда, слушок, что откупился, «положил на лапу». От тех железнодорожников ездил специальный агент: случаем узнал, что звали его Сергеем Николаевичем по фамилии Кемарский. Так он давал бумаги, расписывались при пяти свидетелях, что фон Мекк расплатится в срок и сполна за выкупаемую землю. Тому вот Серебренникову тоже предлагали откупную. А он, ловкий такой, отвел деньжатами неминуемое переселение на другое место, хотя правление будущей дороги возмещало убытки из копейки в копейку.

Какая сумма изменила первоначальное решение, осталось тайной. Железнодорожные инженеры с простым народом общались мало, к тому же большинство их было из немцев, а больше разговор имели с артельными старостами, да и то в приказном порядке - «сделайте то, это...»; да и самого Серебренникова со всем своим семейством вскорости след сгинул. Когда в июне 19-го Колчак пошел в отступ, когда по Сибирской дороге потянулись обозы с отступающим войском, когда спешно по «железке» прошли немногие составы с классными вагонами, с пулеметами и орудиями на платформах, без огласки ночью исчезло и семейство Серебренниковых. Почитай, оставили все; после, грешным делом, растащили односельчане их инвентарь пахотный, одежку, мебель...

После, в 20-м, Отев Николай, мобилизованный Колчаком, грешный перед новой властью, вернувшийся на свой страх и риск с далекой Маньчжурии, рассказывал, что видел самого Алексея Степановича в Харбине, что плакался он о горестях отступа, просил поклониться земле кленовской и поставить свечку на день своего ангела 17 (20-го по новому стилю) марта в волостном храме.

В. УРЖУМОВ.

УржумовВ. Откупился: Из рассказов старожила/ В. Ганькин //Вперед. - Красноуфимск, 1999. - 12 июля. - С. 3.

Из рассказа Марии Васильевны Пылаевой в 1989 г.

«Ой, топну ногой
И притопну другой,
Сколько я ни топочу
Все равно плясать хочу!»

 (Народная частушка)

Старые люди говаривали, что была крепостица на реке Бисерть (основана в 1735-36 гг.- прим. авт.), оберегала она тракт Сибирский от набегов неспокойных соседей, от разбойников, число которых не уменьшалось по мере заселения нашего края.

А железоделательный завод появился уж после (в 1760 г. - прим. авт.). Молва о первом владельце шла такая: завод первого принадлежал одному из сыновей первого Демидова - Никиты. Если попадет тебе ненароком в руки старое демидовское железо и увидишь неущербленное временем клеймо – ССПГД, так это он - статский советник Петр Григорьевич Демидов. А туто-ка делали наши предки чугун и возили его на подводах в неблизкую Ревду.

И навезли эти Демидовы с дальних краев народец, стал он как бы приписан к этому заводу. Слышала, что на месте заводской плотины было поселение марийское, так разогнал эту помеху хозяин - вот такая была в его руках власть и сила. И тот же хозяин сдвинул с насиженных мест работный люд, с тех пор прижились здесь семьи Климовых, Туловых, Бабушкиных, Верхоглядовых, Шараповы...

Как вспоминаю ушедшее поколение моих сверстников, так в первую очередь на ум приходит Акила Копылов. И повод для этого хороший. В мои-то времена народ ведь сам себя веселил. Устраивали вечерки, у нас это называлось топотушками. Почитай, каждое поколение прошло через это занятие. Считай, еще несмышленой, сопливой девчонкой, держась за подол старшей сестры, придешь на это зрелище, дивишься; после подростком, робко так поглядываешь, что вытворяет подрастающая молодежь на танцульках, по-теперешнему говоря; а лет с пятнадцати уж смело идешь на это молодежное сходбище.

Гармонисты придут какие с Ключевской стороны, со своими гармониями явятся Михаилы - Ключернин и Обожин, с заводской спешат в шутливом девичьем сопровождении Козьмы - Немаков и Кисарин. Коль честно говорить, то, почитай, всякий юноша самоучкой обучался выводить музыку с популярного инструмента. Спору нет, первым в этом деле был упомянутый Акила Копылов. Уж что он вытворял на своей трехрядке, словами не рассказать. Жил этот Акила на Горушке, по ту сторону реки Бисерти, на улице-односторонке. На топотушки с друзьями, с неразлучной гармошкой переправлялись они на лодке. Много лет после, в 1942-ом, будучи отцом семейства, в первых боях за Родину погиб он

Быль, рассказанная Александром Родионовичем Мешковым в 1989 году

Подрядился отец мой в 1914 году строить на Урале Казанбургскую дорогу. И на месте тех мостов, которые перешагнули через реки Бисерть, Ут, стояли когда-то деревянные, рубленные артельными плотниками, над которыми был старостой мой родитель.

Помнится, говорил он поначалу, что задержимся на Урале до осени 16-го года, так как стройки железные обычно удавались за три года. Да вот с этой линией Казань-Екатеринбург вышла заминка. Сначала грянула германская война, и поубавилось на стройке народу, а после на часть артельных людей пошли похоронки. Потом два раза в году поменялась власть государственная. А через год началось братоубийственное кровопролитие - гражданская война. Одни говорили, что мы - «красные», другие - «белые». Так вот, через село Кленовское по нескольку раз гоняли они друг друга взад и вперед. Помнится, было это летом 18-го, втянули в дело и сельчан местных.

Слышал я местные легенды о лихих людях, о злодеях, которые разбойничали на Сибирском тракту, а тут смертоубийство творили средь бела дня на площади Торговой, перед церковью святой. Вот когда началось помутнение умов!.. Почитай, год трещали винтовки-трехлинейки, строчили пулеметы, ухали грозные орудия. Поначалу отряды «красных» с боями ушли в сторону уездного города. Осенью того же года слышались раскаты орудий: народ говорил, что Красноуфимск снова в руках отрядов с красными знаменами. Но вскоре все затихло, после говорили, что Гайда, генерал такой был, погнал те отряды далеко.

Весной следующего года по путям железным стали редкие поезда ходить. Мы со сверстниками, бывало, на звук паровозный бегали к путям, смотреть на эшелоны воинские. Смотришь: летит паровозик, вьется за ним дымок белесый, тянет 6-7 двухосных вагончиков, а в них солдатики бравые, или же прицепит он платформы, а на них орудия грозные, обслуга строгая.

Хорошо запомнился такой случай. В начале апреля он приключился. С составом воинским перед мостом через речку Пут оказия вышла: соскочил последний вагончик с рельсов, протащил его состав по рельсам, по шпалам маленько и встал. Выскочили солдатики на снег весенний, вышли и их начальники, несколько офицеров. Сказали те что-то, и встали служивые с винтовками по обе стороны состава. Подошла поездная бригада. Стали все кумекать, как неприятность ликвидировать. К тому времени селяне с ближних домов глазели на это происшествие, более смелые стали подходить к путям. Да тут ретивый солдатик стрельнул поверх голов, сопроводив выстрел подобающими по этому случаю, непотребными словами. Народ как сиганет прочь! Чуть позже стало очевидно, что шум был напрасным: вагончик, несмотря на видимое усердие, не хотел вставать на путь. Пришлось офицерику (заметил я на погонах один просвет без звездочек) идти в село, искать жерди, стяги. Нашли их кое-как, выковыряли из-под талого снега, принесли к тому злополучному вагону, и тот покорился, встал на место. Этим делом все тот «золотопогонник» командовал: бегал, командовал, махал руками. Махал-махал, да и слетело колечко с его правой руки на апрельский снег. «Виноватый» вагон стоит на путях, паровозная бригада готова тронуться - и вот, на тебе, такая неприятность. Давай солдатики искать то бойкое колечко, снег ворошить ногами, прикладами, Считай, все перемешали, утоптали, но усилия оказались напрасными. Махнул рукой колчаковский капитан на эту потерю, сел в состав, и поезд укатил.

После мы, ребятня неугомонная, оползали пути, но тоже ничего не нашли. Так, видимо, осталось офицерское колечко на веки вечные на кленовской земле.

В. Ганькин

Уржумов В. Кольцо/ В. Ганькин // Вперед. - Красноуфимск, 1999. - 30 июля. - С. 2.