Первые страницы повести знакомят читателя с нелегкой жизнью доярки совхоза Зиновьи.

Работу свою Зиновья не любит, собственное хозяйство забросила, частенько глушит тоску брагой домашнего приготовления.

«Никому нет до меня дела! — рассуждает она.— Как я живу, почему я так живу, никто не придет и не спросит. Хоть пой, хоть пляши, хоть слезами залейся — никому в сердце не стукнется, и солнце в небе не замрет, не потускнеет».

А в финале та же Зиновья думает:

«...Какая слепая была она раньше! Какие хорошие люди окружают ее!»

Судьба и настроение круто переменились. Что же способствовало обретению веры в людей, что изменило отношение окружающих?

Зиновья разбавляет молоко водой, и бригадир Максим, добрый, хороший парень, ловит ее на месте преступления. Героиня бежит домой, по дороге сообщая встречным, что Максим к ней «приставал». Дома, напившись браги, решает попариться в баньке, а затем повеситься. «...Она будет чистая, вся чистая, какою была в свои семнадцать лет...» Но Зиновья понимает, что «ведь она навек опозорит Максима, ведь его затаскают после этого». Ее клевету люди сочтут за причину самоубийства. В баньке она все же помылась и «с ощущением семнадцатилетней чистоты в теле» уснула, решив не расставаться с жизнью. Максим не спит «три дня и три ночи», прощает ей все прегрешения и зовет вернуться на ферму.

«Дни мои! Безвозвратно ушедшие в прошлое, милые, вы неожиданными порывами волнуете сердце!

Я вижу вас, оглядываясь назад, и чем выше поднимаюсь к вершине жизни моей, вы все дальше уходите от меня, растворяясь в тумане глубин. А будет время, когда я перевалю вершину, и вы навсегда скроетесь от меня.

И простите меня, дни мои, я прожил вас, быть может, не всегда толково, но в моем сердце нет угрызения совести. Я всегда делал только то, что мог, что было в моих силах». Это строки из дневниковых записей 1947-го года нашего земляка Леонида Александрова-журналиста, писателя и просто замечательного человека. К сожалению, только часть (и, может быть, не самая значительная) его произведений увидела свет. Осталось многое так и не опубликованное - дневники, письма, заметки по поводу, афоризмы. И о чём бы в них речь ни шла, главная мысль, порой высказанная, а порой и читаемая между строк: «Несмотря на все «свинцовые мерзости жизни» будь всегда Человеком». Хотя возможности газеты довольно ограничены, тем не менее мы постараемся познакомить читателей с этими, ещё неизвестными, но по достоинству заслуживающими внимания, гранями творчества писателя Леонида Александрова.

Год 1947-й

Вечер. День прошел в счастливом воодушевлении. Я опять полон сил, хотя еле доплелся домой, но все же улыбающийся, веселый. Вот что значит получить письмо от любимой.

И ответил ей сразу же.

Нашему земляку, члену Союза писателей СССР, Леониду Александровичу АЛЕКСАНДРОВУ 12 февраля исполнилось бы 80 лет. К большому сожалению, этого человека вот уже почти десятилетие нет с нами. Но добрая память о нем, его творчество не забыты, пока живы мы, пока не исчезла тяга к искусству, родному слову, хорошей книге.

Повесть «Бабий век» стала моей настольной книгой. Это сказание родниковой чисто­ты! Прочитаешь хотя бы одну гла­ву, сердце обязательно отзовется вдохновением... Субъективное мнение? А вот отзыв преподава­теля литературы Сарсинской школы Чухаревой Ирины Булатовны: возвращая мне книгу, она сказала - «Прочитала на одном дыхании!». В сельских библиотеках этой повести уже нет, а в районной - нашлась книга, зачи­танная «всмятку», не чета неко­торым фолиантам девственной не­тронутости. Пора бы ее переиз­дать, да кто возьмется? Даже род­ной журнал «Урал», который пер­вым печатал повесть, отказался от автора. У Леонида Александ­ровича осталось много неопуб­ликованных произведений. Его вдова Маргарита Степановна ез­дила в редакцию «Урала» с пред­ложением, хоть что-нибудь пре­доставить читателям, но поддер­жки не нашла: Леонид Алексан­дрович - писатель не авангарди­стского направления, которое в моде при нынешнем редакторе журнала. Маргарита Степановна «наскребла» денежек издать к юбилею повесть «Сеннушка спа­сенная», ну очень скромным ти­ражом - 100 экземпляров. И на том спасибо! Откуда пенсионер­ке денег брать? Обращалась она за помощью к людям - счет в банке открывала, объявление в га­зетах печаталось - так ведь ник­то не откликнулся. Может, газет не читают, а скорее всего, «пере­строились» на новорусский мен­талитет.

Что касается памяти, так я - в неоплатном долгу. Леонид Александрович, как я уже сообщал (заметки в газете «Вперед» - «Ма­стеру от подмастерья», «Он был наставником и другом»), был мне очень близким человеком. Пожа­луй, добавлю, что «возился» со мной, как с сыном. На мой взгляд, пришло время воспроизвести его слова, которые в свое время потрясли меня до глубины души. Вот выдержка из письма, дати­рованного 14 ноября 1962 года: «Слава, дорогой! Я все эти дни хожу, живу - дышу той радос­тью, которую приносят мне твои письма - ты! Наверное, такое же бывает с человеком, который вдруг, нежданно-негаданно нахо­дит клад с неисчислимыми богатствами. Прошу только не заз­наваться: вряд ли ты сам знаешь, какое богатство ты в себе носишь! И оно, это богатство, как ты говоришь, оно-то прет из тебя все но­выми и новыми образами, тема­ми. Нефть пролежит под землей до конца света; а пробей скважи­ну - забьет фонтаном! Опыт? Он придет! Пиши, пиши и пиши! Не успеваешь - заводи записную книжку, о чем я тебе уже гово­рил. Опыт будет, Слава! Пиши!».

Леонид Александрович был дружен с Павлом Макшанихиным, в то время председате­лем Свердловского отделения Со­юза писателей СССР, благодаря этому мои стихи рецензирова­лись лучшими литераторами Свердловска. Это были - Лев Со­рокин, Юрий Трифонов, Миха­ил Демин, Эмилия Бояршинова. И сам Леонид Александрович выводил меня на путь истин­ный. При его занятости (зав. сельхозотдела редакции, селько­ровские семинары, куратор литобъединения «Жаворонок», де­путат горсовета, наконец, соб­ственное творчество) он все же находил время разбирать мои сти­хи построчно, как говорится, по косточкам! К сожалению, на са­мом пике восхождения на Пар­нас в моей жизни произошли тра­гические изменения - даже не хо­телось жить, естественно, в творчестве были упущены важные моменты, оно у меня просто за­хирело. Очень трудно выходил из тупика, а когда восстановил­ся и стихи набрали должную силу, Леонида Александровича не стало. До сих пор чувствую себя виновным перед его памя­тью за то, что вовремя не оправ­дал надежд.

Последний раз виделся с ним в сентябре 1995 года. Точнее, прощание было, а не встреча. Я подъехал на мотоколяске к подъезду дома по Советской, 32, и по инвалидности не мог взой­ти на второй этаж, а Леонид Александрович, будучи тяжело больным, не мог спуститься ко мне (когда-то он легко заносил меня на руках в квартиру!). Раз­говаривать громко он уже не мог, а у меня, как ком в горле заст­рял, да и не будешь о заветном чувстве громко кричать. Вот и глядели друг на друга молча...

Стояло бабье лето. Дикие яблоньки роняли на землю мелкие красные плоды. Со двора дома простора обзору нет - все заст­роено домами, но все же в прогале виднелось осеннее прозрач­но-голубое небо с легкими об­лачками. Всю эту, небогатую па­нораму, Леонид Александрович оглядел долгим взглядом, прило­жил руку к сердцу, слегка по­клонился и ушел... Навсегда.

В повести «Костер на горе» есть замечательное описание та­кого костра: «... гора Карауль­ная, вся, от самой подошвы, за­росла березником, оголена лишь макушка ее, обращенная к горо­ду, и вот - горит здесь костер в ночи... Ты, может, просто из ба­ловства распалил и подшуровываешь его, а тому, кто видит твой огонек-светлячок снизу, может, о самом заветном думается. Ко­стер в ночи, да еще на горе - в этом и вправду что-то есть».

По моему глубокому убежде­нию вся жизнь Леонида Алек­сандровича и была таким кост­ром – около него всегда было людно, тянуло к нему и друзей, и знакомых, как к огню в ночи. Вот и я у того костра был согрет и обласкан. От него и разгорелся в моей душе огонек творчества - огонь от огня, как плоть от пло­ти! Вечная память и благодар­ность Леониду Александровичу!

Станислав ТИТОВ, с. Сарсы.

//Вперед. - 2006. - 9 февр. - С.7

Газете «Вперед», на­чавшей выходить в свет еще в далеком 1918 году, отдавали свой та­лант, энергию души и сердец многие люди, ставшие впоследствии известными учеными, политиками, писателя­ми. Для них газета «Впе­ред» была своеобразной колыбелью. Чем мы, нынешние сотрудники, по праву гордимся и стара­емся, несмотря на слож­ности рыночно-финансо­вых передряг, достойно продолжать традиции старшего поколения.

Одному из таких лю­дей, писателю, с кото­рым многие из нас вмес­те работали, Леониду Александровичу Алек­сандрову в феврале ис­полнилось бы 75 лет. Всего 75... Возраст, ког­да, казалось бы, еще можно полноценно жить и творить. Рано ушел он от нас – не выдержало серд­це, и остались у писателя
еще многие ненапеча­танные труды. Но жи­вут его книги, живет людская память.

Итак, вспомним юбиляра. 75 лет назад он родился в де­ревне Янзакассы (Чувашия) в се­мье сельского учителя. Учился в школе, служил в армии с 1944 по 1950 годы. После демобилизации по оргнабору приехал на Урал, ра­ботал лесорубом, художником, завклубом. В 1960 году пригласи­ли работать в Артинскую газету, вскоре (после объединения газет) переехал работать в редакцию г. Красноуфимска.

Первое свое стихотворение Ле­онид написал в 10 лет (на чувашс­ком языке). Потом всегда писал уже на русском прозу, стихи. В 1962 году были опубликованы первые рассказы в газете «Сель­ская жизнь», в журнале «Уральс­кий следопыт». Сборник «И вдруг взрослеешь…» вышел у Л.А. Алек­сандрова в 1964 году в Средне-Уральском книжном издательстве.

Первое крупное произведение «Бабий век» вышло в 1968 году. Через год автора приняли в Союз писателей.

Он жил, творил, любил!.. У него, скромного по характеру, было на удивление много друзей, которые до сих пор общаются с Маргари­той Степановной Александровой, вдовой писателя.

Вот записи из дневника Л. А. Александрова (нигде прежде не публиковались): «С Маргаритой Паначевой мы поженились 28 ап­реля 1959 года, и мне захотелось стать сельским жителем, посколь­ку моя жена была из Березовки Артинского района».

И далее: «У моей жены были живы родители и семь ее сестер. Они жили кучно – в 2-3 соседних селах... Я чувствовал себя блуд­ным сыном, после долгих лет мы­тарств вернувшимся в отчий дом».

Л. А. Александров в своем днев­нике шутливо признается, что... «как это бывает на первых порах в новой обстановке, я безбожно путал сестер Риты, а были они похожи друг на дружку четкими фамильными чертами. С трудом разбирался в свояках – кто имен­но кто... Но общий настрой и при­вет всех был очень доброжелательным, а от этого я давно отвык... Особенно мне понравились старики – тетя с мамой».